Не каждый волк может собраться с духом и покинуть лагерь под покровом ночи. В конце концов, кто хочет стать ужином для Темной собаки? Но молодой крови всегда не терпится вылезти из душных пещер и скрыться там, где старшие по званию не достанут. И где, несомненно, должно быть хоть что-то интересное, что-то, отличающееся от скучной стайной жизни. Наверное, поэтому смертность среди молодежи так высока. Но так заложено природой, негоже сопротивляться.
Менолли ушла далеко от волчьих троп, туда, куда редко суются ее собратья. Здесь пахло совсем по-другому - все еще лесом, но уже не только им. Если идти вперед еще около часа, можно, наверное, выйти к людям. Но туда, конечно, ходить не стоит. Кто знает, что на уме у этих двуногих созданий. 
Ночной лес пахнет не только нетронутой дичью и городом, но и  чем-то волшебным. Менолли не уверена, чувствует ли это кто-то еще из волков, вышедших из подросткового возраста. Щенки, только-только выбравшиеся из материнских нор, с упоением наслаждаются новыми запахами; исследуют все больше и больше территорий, нарушая наказы взрослых, заходят все дальше и дальше и подвергают себя опасности только из любопытства. Вырастая, они перестают обращать внимание на подобные мелочи, но Сова все еще с удовольствием вдыхает эти заманчивые, таинственные лесные запахи. Она, может, и выросла среди этих запахов и, возможно, даже ее шерсть пропитана ими, но перестать обращать внимание на что-то столь привычное, но все равно будоражащее сознание она не может. Может, оно и к лучшему - пытаясь разгадать старые тайны, она пусть ненадолго, но все же может отключиться от окружающих ее существ. Это особенно приятно, когда хочется уединиться, спрятаться от шумных сородичей. Но, увы, помогает не всегда.
Как бы то ни было, сейчас Менолли резво перебирала лапами, морщась от неприятных мелких камушков, врезающихся в подушечки. Здесь этих камушков было особенно много - ведь гости сюда наведываются редко. Она не искала приключений на голову, скорее, только покоя и, может быть, чего-нибудь еще.

Скрытая за кронами деревьев луна мерцает при каждом шаге; скоро возвращаться в логово - вожак, уже давно приметивший ее ночные отлучки, будет недоволен, если она не вернется к рассвету. Нынешняя должность обязывала Менолли как можно чаще находиться рядом с ним, чтобы иметь возможность в нужный момент помочь советом. Странно, что вожак доверял ей настолько, что еще ни разу не последовал за ней следом - мало ли, может, она пошла по стопам матери (настоящей, не приемной) и завела дружбу среди изгнанников? Хотя черт его знает, о чем он думает, этот старый волк.
Свернуть в обратную сторону, однако, волчица не успевает - тишину, нарушаемую только ее мерным дыханием и отдаленным стрекотом каких-то насекомых, разрезает крик. Голос просит о помощи; голос незнакомый, но где-то совсем рядом. Кому он может принадлежать? Определенно не волку - они так не кричат, скорее взвывают, да и не каждый волк переступит через собственную гордость и признает слабость. Но Сове совершенно все равно, кто это - лапы сами несут ее к источнику этого полного ужаса и отчаяния крика. Играют инстинкты, наверное.
Звук больше не повторяется, и черная замедляет шаг, пытаясь уловить хоть какой-нибудь шум или запах. Ей удается - пахнет чем-то неприятным, колючим. Так пахнет злоба и страх. Следуя за запахом, она выходит на небольшую поляну, прячась за деревьями резковатой тенью, и удивленно смотрит вперед. Ее глазам открывается почти привычная, но слишком странная картина - Темная собака возвышается над человеком, девушкой, по виду совсем еще молодой. Менолли уже видела, как посланники Тьмы нападают на людей, и удивляется совсем другому. Сегодня была совсем не так ночь, в которую псы выходят на охоту со своих мертвых земель. Волчица определенно ничего не могла перепутать - иначе стая не ложилась бы спать, а постоянно двигалась вперед вплоть до рассвета.
Мысли пролетают в ее голове словно пули, их много, но одна, самая сумасшедшая, застилает остальные.
«Это самоубийство,» - удрученно думает Сова, выныривая из-за деревьев с грудным, приглушенным рыком. Она знает, что Темную собаку может убить только волк; вопрос только в одном - как бы выжить ей самой? Стая всегда уносит лапы, потому что собак обычно гораздо больше. Надеяться, что псина испугается и убежит - бесполезно. Но отступать уже некуда, да и волчья гордость не позволяет.
Горящие алым глаза уже смотрят на нее - с ненавистью, с жаждой крови, даже, кажется, с насмешкой. «О да,» - думает Менолли, - «мне самой смешно. Психам всегда смешно.» Скалясь в ответ, собака делает несколько шагов в сторону, приближаясь. Волчица отступает от деревьев и готовится к рывку.
На человека она не смотрит - кровью не пахнет, значит, она не ранена, а остальное пока что неважно. Не стоит лишний раз отвлекаться - Темные собаки быстрые и сильные, они не жалеют своих жертв.

Смотреть собаке в глаза неприятно и даже немного страшно, но не более того. Менолли, конечно, не хочется умирать - всего-то четыре года, это даже не полжизни, еще столько всего впереди, но она не боится смерти. Смерть сейчас стоит прямо перед ней, в нескольких прыжках, и скалит острые клыки с насмешкой. У смерти темная шерсть и странная метка на шее. А это значит, что смерть - уязвима для волчьих атак; смерть - смертна.
Краем глаза волчица видит, как человек отползает подальше, к деревьям, и замирает там. Почему не уносит лапы? Если Менолли проиграет, а вероятность проигрыша велика, Отродье переключится на девушку вновь. Что движет этим человеком? Наверное, то же самое, что заставило Сову сломя голову нестись на зов. Это был глупый, глупый поступок, но, видно, так было предначертано Судьбой. Не в ее праве сопротивляться.
Вот только сейчас черная не знает, что делать. Когда она была щенком, старшие рассказывали ей, что почти у всех собак на шее есть рубец, участок, не покрытый шерстью - их связь с некой ведьмой. Если эта метка есть - собаку можно убить, просто вцепившись зубами в глотку, как бы разрывая связь. Но до шеи еще нужно добраться, и она не знает, с какой стороны подступиться.
Темная, будто чувствуя замешательство волчицы, резко срывается с места, загребая когтями землю. За секунду до достижения цели Менолли, отмирая, отшатывается и разворачивается так, чтобы не подставлять бока. Теперь прыгает уже она, целясь лапами в грудь в попытке повалить противника на землю. Псина отскакивает, клацают рядом с ухом чужие челюсти, и волчица прижимает уши к голове плотнее, чтобы ненароком их не лишиться. Тяжелое тело валит ее на землю, нависая сверху и так неумно подставляя незащищенный живот. Не целясь в какие-то определенные точки, Сова бьет задними лапами наугад, потому что острые клыки совсем рядом. И куда она, все-таки, попадает, потому что собака отвлекается всего на пару секунд, но этого достаточно, чтобы сбросить ее с себя и подскочить на лапы. Главное - не дать ей опомниться, и Менолли, следуя этому правилу, бросается вперед и слышит рык, отстраненно осознавая, что рычит именно она.
Этот танец, наверное, мог бы продолжаться еще очень долго, пока у волчицы не кончились бы силы. Она сомневалась, что Отродье может устать; она вообще сомневалась, может ли хоть что-нибудь это существо, кроме как убивать чужие души.
Но все кончается так же неожиданно, как и начинается - под тяжестью чужого тела Менолли снова падает на землю, спину обжигает горячей болью. Бушующий в крови адреналин притупляет ее ненадолго, и черная переворачивается на бок так, чтобы достать до шеи, и вцепляется туда, куда дотягивается, сжимает челюсти до хруста и рывком тянет на себя, слышит, как рвется кожа. Она смотрит твари в угасающие глаза - и не видит в них ни печали, ни испуга, ничего. Потому что Темным собакам не свойственны такие чувства. На удивление Менолли туша не падает на нее мертвым грузом, а развеивается темным дымом-туманом, растворяясь в воздухе на фоне ночного неба.
Какое-то время волчица лежит, тяжело дыша, и пытается собрать в кучу разбежавшиеся и ошарашенные мысли. «Я только что убила Темную собаку,» - думает она, наблюдая, как от ее дыхания шевелится трава около морды, - «я убила чертову псину!» Она пытается подняться на лапы, но раненная спина и другие мелкие ранки-царапины дают о себе знать, и Сова с задушенным стоном падает обратно. Теперь подыхать не хочется в двойне - о такой новости не грех сообщить стае, но сама она до общего лежбища не дойдет. Нужно позвать кого-нибудь - может, услышат, но чуть попозже, она слишком устала. О человеке черная, похоже, забывает.

Кажется, на пару секунд она все-таки отключается. Потому что открыв глаза, она не сразу понимает, что происходит - все вокруг движется. И тут она вспоминает, какого, собственно, забыла на этой поляне. Мир движется, потому что человек оттаскивает ее в сторону и что-то говорит - до Менолли медленно, но доходит, что ее просят не шевелиться. Да куда уж там.
Неудавшаяся жертва суетится вокруг, разжигает огонь (кажется, люди называют это костром). Волчица сначала не чувствует запаха дыма, но потом пламя выбрасывает из себя столб искр, и по поляне разносится не очень-то приятный для звериного обоняния запах. Сова отстраненно понимает, зачем это нужно - пахнет еще и кровью, а девушка оказалась достаточно умна, чтобы вспомнить о других лесных хищниках. Сама Сова ни о чем не думает - адреналин уже перестал играть в молодой крови, и оставшиеся мысли разбежались, создавая странно приятный вакуум в голове. Ни о чем не думать иногда бывает приятно.
Ей дают что-то "прожевать и проглотить", и Менолли послушно выполняет эти действия, хоть на вкус эта трава была совершенно ужасной, настолько, что даже перекрывала металлический вкус крови, попавшей на язык. Во время особенно холодных зим стайный лекарь скармливал волчатам какие-то листья, и они могли играться в снегу сколько захочется, пока старшие их не разгоняли. Те листья тоже были не особенно вкусными; должно быть, все лекарства такие неприятные. Черная за четыре года жизни у лекаря бывала от силы раза два, поэтому точно сказать не может.
Спину покрывает что-то мокрое, но уже не кровь; если бы волки умели шипеть, она определенно зашипела бы, а так она лишь приглушенно рычит, потому что рану нещадно щипет. Но потом раны касается что-то прохладное, и это так приятно, что Менолли даже прикрывает глаза, выдыхая. Какое-то время человеческие пальцы скользили по коже, а мягкий голос что-то нашептывал - должно быть, что-то успокаивающее, волчица не прислушивалась. Когда, наконец, с этим было покончено и человек отошел от нее, черная позволила чуть переменить позу, чтобы в ее поле зрения попала сложившаяся обстановка.
Менолли уже устала удивляться, поэтому когда девушка заговорила на понятном ей языке, она не стала утруждать себя воспоминаниями.
Первая попытка ответить оказывается неудачной - вместо слов получается только хрип, и Сова откашливается, потому что ответить хочется.
- Что ж, это взаимно, - медленно тянет она, вновь обретая голос. Говорит она чистую правду - если бы человек покинул поляну, спасаясь, она навряд ли бы добралась до стаи с открытой раной на спине.
- Менолли, - голос хрипловат и привычно низок. «Вожак мне спасибо не скажет,» - думает она, представляя, как будет объяснять старому волку свое двухдневное отсутствие. И как потом избавиться от человеческого запаха? Но, черт побери, она победила Темную собаку в бою один на один. Должно же это хоть что-то да значить. А шрам ее совершенно не беспокоит - она должна была заработать их еще будучи воином, но больно спокойное выдалось время.
Эньен оказывается крайне милой особой, и хоть черная не думала о еде, отказываться от угощения она не хочет. К тому же, это вяленое мясо - не забыть спросить потом, как оно сделано, - пахнет довольно-таки вкусно.
- Что ты делаешь здесь, Эньен? - спрашивает Менолли, не особенно заботясь о какие-то особенных обращениях и как бы намекая, что к ней тоже можно обращаться по-простому, особенно учитывая ситуацию, - я не встречала людей так далеко от вашего поселения.
В самом городе она никогда не была - видела издалека, да и как-то не тянуло туда идти. Кажется, в стае не было принято посещать город.

Менолли слушает, не встревая с вопросами; голос девушки ясно отражает ее эмоции, и волчице не приходиться гадать, что скрывается за словами, как это бывает с некоторыми состайниками.
Когда она грустнеет, черная понимает ее, ведь сама не то, что не помнит - не знает своих настоящих родителей. Но она не печалится об этом, ведь ее вырастила прекрасная пара, и у нее есть добрый и отзывчивый брат, пусть и не родной по крови. Поэтому, наверное, она не сможет понять Эньен до конца в этом вопросе.
Рассказам об Академии она не удивляется - множество историй еще волчонком она слышала от омег, особенно от тех, кто постарше. Это старое здание хранило в себе множество тайн, и, как и многим другим, Менолли было интересно, что это за тайны. Однако никто из известных Сове волков никогда не был в академии; драконов, однажды туда попавших, потом видели только издалека и уже вместе с людьми. Краем уха улавливая разговоры на эту тему, черная всегда удивлялась, как столь древние и мудрые существа могут подчиняться людям. Она никогда не видела, как ловят дракона, и не знала, какие цепи могут удержать огромного ящера, да еще и с крыльями. Но, видимо, люди были достаточно хитры, чтобы придумать что-то.
«О да, ты права, человек,» ее губы трогает легкая улыбка, и ее собратья, наверное, вызвали бы лекаря, увидев это, настолько непривычным для них было подобное зрелище, «лес гораздо таинственнее, чем мы можем себе представить.»
Как ни странно, волнения по поводу двухдневного отсутствия постепенно покидают Менолли. Рядом с девушкой так легко, что она перестает беспокоится из-за предстоящего выговора от вожака. Главное, чтобы они, разыскивая ее (если они, конечно, отправятся на ее поиски вообще), случайно не наткнулись на Эньен; черная сомневалась, что стая одобрит появление человека на своих территориях, кем бы этот человек ни был. Серые трепетно относились к законам и традициям, и раз как-то так устоялось, что людей не пускают в Лес, значит, так было надо. Сову, не уважающую большинство из этих традиций, совершенно не беспокоило что-то подобное. До тех пор, конечно, пока природе не будет нанесен какой-либо вред. Но эта девушка, похоже, жила в гармонии с окружающим миром, насколько это возможно для отшельника-человека.
- Тебе повезло, - серьезно произносит она, хмурясь, - что ты не наткнулась на волков. Никто из хищников Леса не сравнится с гневом Серой стаи.
Если стая решит что-то сделать - девяносто пять процентов, что она это сделает. Волки властвуют на Долиной так долго, что уже успели привыкнуть к своему статусу и что-то, выходящее за рамки привычного, для них является чуть ли не угрозой.

Менолли принимает решение еще до того, как человек задает вопрос. Она уже все для себя решила - конечно, ничего рассказывать стае не стоит, это может навредить как человеку, так и волчице; да и она ловит себя на мысли, что как-то банально не хочется. Не хочется сдавать девушку волкам, не хочется раскрывать произошедшего, пусть это будет секрет. Еще одна маленькая тайна загадочного Леса.
Она понимает, что такое привязанность, что означает терять что-то крайне важное. Она не пожелает такого и врагу, а этой девушке уж тем более. Она не совсем понимает, почему, и поверхностных факторов слишком мало для ее разума. Да, этот человек любит Лес, как собственный дом, и принимает природу такой, какая она есть; да, Эньен ничего не уничтожает вокруг себя - наоборот, она не сбежала, она помогла черной залечить полученные в бою раны; но волчица все равно не может понять, что заставило ее откликнуться на просьбу, бросится через лес и вступить в бой с собакой. Но думать об этом сейчас совсем не хочется, и Сова решает оставить все проблемы и вопросы на следующий день.
Наверное, она молчит слишком долго, потому что проваливается в мысли и опять забывает следить за временем, поэтому, заглядывая человеку в глаза, отвечает поспешно:
- Пожалуй, не стоит им рассказывать, - в конце концов, когда это Менолли делилась своей личной жизнью с кем-то еще? Она будет не она, если выложит все подробности какому-то старому волку, не имеющему к ней никакого отношения. То, что четыре года назад вожак оставил ее жить в стае, еще не значит, что они стали друзьями; слишком много недоверчивости и раздражения было в черной для этого. Она уважает его только потому, что он - вожак, к тому же достаточно старый, а значит умудренный опытом.
Морщась от дискомфорта в спине, Сова аккуратно меняет позу, чтобы было удобнее пережидать ночь, и вдыхает полной грудью. Запахи захлестывают ее, и волчица прикрывает глаза, пытаясь разделить их на составляющие, понять, откуда они берутся. Часть из них ей привычны, часть же неизвестны, и, подстегиваемая любопытством, она просит:
- Дай мне свою руку, - и, что-то припоминая, добавляет - пожалуйста.
Просьба, возможно, звучит странно, но ей хочется узнать, как пахнет человек. Запахов, витающий в воздухе, ей, искушенной и избалованной лесными цветами, мало - она хочет чувствовать их резче, ближе.